Сакьяпа

Монгольская империя возникала стремительно. В 1206  г. Чингис-хан был возведен на трон всемонгольского хана, а в 1207 г. он уже напал на государство тангутов, в литературе известное под китайским названием Си Ся, которое было расположено на территории современных провинций Китая Ганьсу, Цинхай и Нинся Хуэйского автономного района. Когда армия Чингис-хана обложила тангутов данью, тибетцы, соседи тангутов, почувствовали, что на северо-востоке от них появилась мощная военная сила, несущая угрозу всем окружающим. Некоторые источники даже говорят, что с этого времени тибетцы стали платить дань монголам во избежание их нападения [Shakabpa 1967, 61; Snellgrove-Richardson 1995, 145].

Монголы не один раз совершали разведывательные рейды в Тибет, особенно после разгрома государства Си Ся в 1227 г. Тибетцы зачастую воспринимали эти походы как завоевания, на что указывают данные старой тибетской историографии. Например, поход 1239  г. отряда под предводительством Дорда-дархана, дошедшего до северных районов провинции Уй и разрушившего монастырь Радэнг, Пятый далай-лама в своей хронике описывает как захват тибетской земли: «После того как монголы получили дань с большей части Тибета, „имеющего деревянные двери"2, он [Дорда-дархан] разгромил крепости по всему району  — от Конгпо на востоке до Непала на западе и страны Мон на юге. Он придавил шеи [тибетцев] с помощью страшного царского указа, с тем чтобы они не могли преступить законы Великого [хана]» [A Histrory of Tibet 1995, 90]. На самом деле широкомасштабных военных действий в Тибете монголы не вели [Рерих Ю.Н. 1958, 335-336], а вскоре монголо-тибетские отношения потекли и вовсе по другому руслу.

В 1240-х годах Тибет не был в центре монгольской политики — им занимался принц Годан (внук Чингис-хана и сын Угэдэй-хана), удел которого располагался на границе с Тибетом. Это он послал туда Дорда-дархана. И он же, как повествуют тибетские и монгольские хроники, приказал Дорда-дархану «присмотреть» там самого ученого и влиятельного буддиста, чтобы пригласить его к себе в ставку. Дорда сообщил, что большим уважением у тибетцев пользуются Учители сект таглунпа и бригунпа, но самым ученым считают главу секты сакьяпа Сакья-пандиту, монастырь которого находится в области Цзан. Годан послал Сакьяпандите приглашение. Послание было составлено в не очень изысканных выражениях. В частности, Годан писал, что надеется, что его приглашение будет принято, так как если Сакья-пандита откажется, то хану придется послать за ним большое войско и тогда пострадает много невинных людей, чего, несомненно, истинный буддист Сакья-пандита не желает. Сакья-пандита оказался действительно истинным буддистом, а монголы были понастоящему грозной силой. Поэтому ученый монах, вопреки своему нежеланию, в 1244 г. отправился в ставку Годана, расположенную близ города Лянчжоу (современный город Увэй в провинции Ганьсу КНР), взяв с собой двух племянников.

Тибетцы хорошо понимали, что Годан приглашает Сакьяпандиту не только для того, чтобы просто послушать проповеди. Есть сведения, что несколько влиятельных «вождей-священников» собрали совет, на котором наделили Сакья-пандиту полномочиями и дали наказы, касающиеся условий, на которых Тибет мог бы принять покровительство монгольского хана [Hoffmann 1990, 396; Рерих Ю.Н. 1958, 338]. По-видимому, уже на этом этапе они придумали фантастическую формулу для такого сюзеренитета, которую монголы, казалось бы, никак не могли принять, но которую они все же приняли и которая определила отношения Тибета с монголами, а затем с китайцами и маньчжурами на многие века и «причинила немало хлопот лицам, занимавшимся изучением юридического положения Тибета» [Рерих Ю.Н. 1958, 338]. Эта формула сокращенно обозначалась тибетцами как «наставник и покровитель» или — полнее — «духовное наставничество в ответ на политическую защиту» (yon mchod). Какая разница, как она называлась, скажем мы, ведь эта виртуальная формула не меняла фактического положения вещей. Такто оно так, но на Востоке, где из-за того, кому называться «дядей», т.е. старшим и владыкой, а кому — «племянником», т.е. младшим и подчиненным, происходили настоящие войны, формальные определения имели очень важное значение и часто влияли на ход истории.

Сакья-пандита поразил двор монгольского принца ученостью. Легенды говорят, что он вылечил Годана от проказы и тем снискал его расположение. В это верится с трудом. Все описания принятия монгольскими ханами буддизма содержат мотив о чудесном излечении владык от какой-нибудь страшной болезни. Неужели они все были так тяжело больны? Скорее всего Годан сам желал обратиться в новую веру, иначе зачем бы он стал приглашать «самого ученого ламу»? А описание излечения принца от проказы — плод более позднего процесса мифологизации истории. Так или иначе, обращение Годана явилось началом распространения буддизма среди монгольской аристократии и основой для новых отношений с тибетцами.

С другой стороны, для самого Сакья-пандиты посещение ставки Годана было чрезвычайно важным: он воочию убедился в мощи монгольской армии. Он увидел, что избежать вторжения монголов в Тибет можно, лишь признав их сюзеренитет. Монгольская «внешняя политика» в этот период сводилась к простой формуле: платишь дань — живи спокойно, не платишь — не живи совсем. Кроме того, он понял, что опора на монгольскую силу позволит увеличить влияние его собственного монастыря, секты и его самого. Сакья-пандита принял от Годана назначение правителем Тибета, призвал тибетских князей признать вассалитет Тибета и платить монголам дань. Это вызвало бурю негодования среди тибетцев. Не все были готовы к такому исходу. Многие не хотели подчиняться ни монголам, ни тем более сакьясцам. Они стали настаивать на возвращении Сакья-пандиты. Он не вернулся. Годан окружил его почетом и заботой, построил для него дворец, в котором он мог создавать свои ученые творения и вдыхать ароматы цветов. А в Тибете его ждали неприятности, возможно даже пилюли с ядом. Поэтому он заявил, что «для дела религии он нужнее в ставке Годана» [Shakabpa 1967, 63], и ограничился посланием к тибетскому народу.

Сакья-пандита и Годан умерли почти одновременно  — в 1251 г. На первый взгляд после их смерти принципиально ничего не изменилось. Правителем удела стал Хубилай, а ламой при нем — Пагба, племянник Сакья-пандиты и его преемник. Оба проводили ту же политику, что и их предшественники. Хубилай покровительствовал буддизму, а Пагба-лама служил хану. Но на самом деле отношения Хубилая и Пагба-ламы во многом отличались от отношений Годана и Сакья-пандиты. Если Годан интересовался буддизмом и, возможно, следовал моде, то Хубилай был, повидимому, человеком глубоко верующим. Если Годан угрожал Сакья-пандите, то Хубилай обращался к Пагба-ламе с почтительностью (это видно из писем того и другого).

Хубилай официально признал Пагба-ламу своим учителем. Он принял от него посвящение и обязался внимать его наставлениям. Даже хотел запретить все другие секты в Тибете, кроме сакьяпа, но дальновидный Пагба-лама убедил его этого не делать. Когда Хубилай в 1260 г. стал великим ханом, т.е. владыкой всей Монгольской империи, и учредил династию Юань, Пагба был объявлен «государственным наставником». Наконец, Пагба-лама был назначен духовным главой всего Тибета. Правда, был учрежден пост особого чиновника, так называемого «великого правителя», который ведал всеми гражданскими и военными делами и имел полномочия от великого хана, что, конечно, ограничивало власть ламы. Однако фактически Тибет был объединен монголами под началом сакьяского иерарха, хотя это объединение, как мы увидим, было непрочным.

Современная деревня около монастыря Сакья.

В действительности приход сакьясцев к власти был не таким простым. Крупные монастыри постоянно находились в состоянии борьбы и соперничества. А когда на сцене появились монголы, иерархи различных сект быстро поняли, что опора на силу мощной империи северных кочевников может дать им большие преимущества. Многие из них по примеру Сакья-пандиты стали устанавливать связи с теми или иными представителями монгольского правящего дома. Монгольские летописи, например, содержат красочный рассказ о том, как глава секты кармапа, Кармабакши (1206-1283), при дворе Хубилая в бытность того еще принцем пытался вытеснить оттуда Пагба-ламу. «Однажды, когда Гарма-бакши, погружаясь в воду, летая по небу, раздавливая в горсти камни, показал многие чудесные превращения, Сэчэн-хан (Хубилай. — А.Щ сказал: „Что касается нашего ламы Дишэрихутухту (Пагба-ламы. — АД), он истинный хубилган, но этот немытый йогацзари (йогачарий, йог. — А.Щ превосходит его в чудесных превращениях и способностях понимания"» [Лубсан Данзан 1973, 249]3. Пагба-ламе пришлось приложить немало усилий и явить много разнообразных чудес, чтобы убедить хана в своем превосходстве. Правда, Хубилай «настаивал на том, чтобы [Карма-бакши] остался с ним, но тот отказался, ожидая конфликта между монгольскими принцами. Такое отношение привело к осуждению Карма-бакши со стороны Хубилай-хана и изгнанию его в Южный Китай, но перед этим он продолжил свое путешествие до самой Монголии (1256 г.). Там он участвовал в теологическом диспуте между буддистами и даосами при дворе императора Мункэ, которого он обратил в буддизм из несторианства. Однако Мункэ умер в 1260 г., и к власти пришел Хубилай, победивший своего младшего брата, Аригбугу. Кармапа потерял патрона» [Stein 1995, 77-78]. Известно, что Аригбуга принимал посвящение у цалпаского ламы. А старший брат Хубилая, Хулагу, правивший в Иране и основавший там династию так называемых ильханов, но бывший буддистом, поддерживал бригунгпа. Он даже послал монголов помочь монастырю Бригунг в его борьбе с сакьясцами, но последние, получив защиту от сына Хубилая, победили, и монастырь Бригунг в 1290 г. был сожжен. Из этого видно, что сакьясцы пришли к власти в Тибете потому, что в Монгольской империи стали править их покровители. А другие тибетские «теократические феодалы» просто «поставили не на тех» в этой игре.

Если вас завоевывают дикие иноземцы, это, конечно, скверно. Но если над вами поставили вашего соседа — это просто невыносимо. Когда Пагба-лама вернулся в Тибет, он был убит. Как водится, отравлен. Как водится, ближайшим окружением. Первое время после Пагба-ламы великие ханы династии Юань по инерции еще поддерживали монастырь Сакья. Узнав о смерти «государственного наставника», монголы двинули войска в Тибет и покарали «великого правителя», поднявшего руку на Пагба-ламу. Монгольские ханы продолжали приглашать к своему двору сакьяских иерархов, однако никто из них не достиг таких высот, как Сакья-пандита и его племянник. Постепенно власть стала переходить в руки «великого правителя», назначаемого монголами. А к концу правления династии Юань при дворе монгольского хана в качестве его наставников жили уже не сакьясцы. Например, последний из юаньских императоров, Тогон-Тэмур (1320-1370), полагался на проповеди и советы представителей секты кармапа — Ранчундорчже (1284-1339) и Ролбидорчже (1339-1383).

Хотя подчинение Тибета Монгольской империи было, как часто в средневековье, во многом формальным — монголы не создали там своей администрации, не держали постоянного войска и т.д., — время сюзеренитета монголов внесло в политическую жизнь Тибета много нового. Монголы провели там административную реформу. Для облегчения сбора дани и налогов они ввели деление Тибета на тринадцать областей, каждая из которых номинально могла выставить десять тысяч воинов, откуда и их название «десять тысяч». Во главе этих областей они назначили лояльных себе губернаторов-десятитысячников. Они учредили почтовые станции с перегонами между ними. Сняли налоги с монастырей. Дважды была проведена перепись населения. Но главное заключалось в том, что монголы поставили во главе страны церковного иерарха. И хотя власть сакьясцев продержалась недолго, эта политическая модель определила всю последующую историю Тибета. Правда, ведущую роль в этом играла уже другая секта — гэлугпа.

Читать далее: Гэлугпа.

2 Выражение, обозначающее районы Тибета, где проживает оседлое население, т.е. Центральный Тибет.
3 В переводе мною сделаны некоторые исправления.