Далай-ламы и панчен-ламы

Система преемственности власти церковных лидеров не по кровному родству, не на основе выбора общины, не в результате назначения вышестоящим органом, а на базе буддийской идеи о бесконечной цепи перерождений живых существ в этом мироздании была «изобретена» сектой кармапа. Последователи этой секты стали первыми «находить» своих почивших иерархов в разных пухлых, ничего не подозревавших младенцах, если, конечно, те обладали непреложными знаками избранности и определенным образом выказывали свою высшую природу. Кармапасцы придерживались той идеи, что выдающиеся буддийские Учители достигают высочайшей святости и могут сами выбирать, где и в ком им переродиться. Кармапа, как говорилось выше, не была связана с какой-то одной семьей, как прочие секты, в которых передача духовной власти, как и светской, происходила естественным путем — от отца к сыну, от брата к брату или от дяди к племяннику. Поэтому в недрах кармапаской мысли родилась замечательная идея находить своих иерархов среди детей, происходивших из различных кланов, а победу отдавать тому, кто принадлежал в данный момент к сильнейшей. В конце концов, даже если побеждал случайный претендент, воспитатели, в чьи руки он сразу попадал, указывали ему правильный путь.

Обряд обнаружения нового перерождения того или иного иерарха складывался веками. Найти «живого бога» (так часто называют перерождения в европейской литературе) было делом нелегким. Когда престарелый (а иногда и не престарелый) «живой бог» умирал, ламы организовывали поиски его преемника по всему Тибету — поиски, которые затягивались иногда на несколько лет. У мальчика должны были быть особой формы мочки ушей, родинки на определенных местах, множество других признаков, ну и, конечно, он должен был родиться в подходящее время. Затем перед малышом раскладывались предметы, среди которых находились и те, что принадлежали предыдущему «живому богу». Тибетцы искренне верили (верят и сейчас), что тот из юных претендентов, кто брал в руки «святые» вещи, на самом деле «узнавал» в них свои, которыми пользовался в предыдущем перерождении. Так отбирались несколько мальчиков, после чего из них выявлялся наиболее подходящий.

Секта гэлугпа, едва появившись на свет, сразу поняла, а скорее почувствовала, что принцип передачи власти церковного главы на основе перерождения живых существ подходит и ей, далекой от родственных уз с той или иной семьей и стремящейся к универсальной власти. Так сформировались две главные линии перерождений гэлугпасцев, восходящие к двум главным ученикам Цзонхавы, — далай-ламы и панченламы. И хотя впоследствии в системе церкви гэлугпа сложились и другие линии перерождений, но именно эти две определили политическую систему Тибета на многие века. Здесь, может быть, следует отметить, что перерождений Цзонхавы буддисты не определяют. Его, как и Будду, считают ушедшим в нирвану и не вернувшимся в круговорот перерождений.

Среди ближайших учеников Цзонхавы были крупные ученые буддисты, много сделавшие для развития теоретических идей Учителя. А вот его племянник Гэдундуб (1391-1475) сосредоточил свои усилия на практической ниве и, как считают Д.Снеллгров и Х.Ричардсон, сыграл главную роль в «превращении школы Цзонхавы в орден, проводивший активную экспансию, готовый и желающий на равных соперничать с другими» [Snellgrove-Richardson 1995, 182]. В 1447 г. он сумел учредить монастырь Ташилхунпо в Цзане вблизи Шигацзе — оплота кармапасцев. Возможно даже, что он сам, опасаясь происков со стороны враждебных сект, завещал ученикам найти после его смерти «перерождение» и воспитать его в правильном духе. Таковым был назван Гэдунгьяцо (1476-1542). Он прошел курс обучения в Ташилхунпо и Дрепунге. Наверное, ему было все же не очень уютно в Цзане, и он постепенно перебрался в Уй, в Дрепунг, фактически ставший главным монастырем гэлугпасцев и насчитывавший ко времени его смерти полторы тысячи монахов. В 1526 г. он стал и настоятелем монастыря Сэра. Но умер он в Дрепунге, где и был захоронен. Его перерождением был определен мальчик, родившийся в провинции Уй, который наследовал ему в качестве настоятеля Дрепунга. Это был Соднамгьяцо (1543-1588).

Соднамгьяцо был чрезвычайно образованным ламой. Он приобрел огромный авторитет среди представителей различных сект и не раз участвовал в примирении их во время раздоров. Соднамгьяцо был также личным наставником князя Пагмоду, в то время еще не совсем потерявшего власть. Кроме Дрепунга под его началом был и монастырь Сэра. Монахи Ташилхунпо тоже пригласили его быть своим главой, правда, он отказался.

Постепенно слава Соднамгьяцо дошла до монголов. Монголы в это время были уже не те, что в XIII в. Потомки Чингис-хана не смогли сохранить единовластие. В силу существовавшего обычая делить удел среди ханских сыновей Монгольская империя разбилась на ряд мелких княжеств, естественно враждовавших между собой. Но это не значит, что в тот или иной период среди монгольских князей не рождался какойнибудь амбициозный лидер, вспоминавший о величии своего предка и стремившийся к созданию сильного государства.

Во времена Соднамгьяцо одним из таких лидеров был Алтан-хан из удела Тумэд на юге Монголии. Кроме того, в Монголии стали происходить важные исторические процессы. Монголы вновь стали интересоваться буддизмом. Многие князья приглашали в свои ставки тибетских лам. Не мог не пригласить ученого ламу и Алтан-хан. Он выбрал одного из самых знаменитых — Соднамгьяцо.

Соднамгьяцо, увлеченный возможностями миссионерской деятельности и выказывавший некоторые признаки «синдрома Сакья-пандиты», т.е. желания получить поддержку воинственных монголов в интересах возвышения своей секты, в 1577 г. отправился в Монголию. В 1578 г. он встретился с Алтан-ханом и другими монгольскими князьями, которые оказали ему великий почет и приняли от него различные буддийские посвящения. Именно Алтан-хан и пожаловал Соднамгьяцо титул «далай-лама». «Далай» означает по-монгольски «океан», и титул подразумевал глубину и широту учености ламы. Кроме того, это перевод тибетского слова «гьяцо» (или «чжамцо» в другом произношении), которое входит в имена всех (кроме первого) далай-лам. Далай-лама Соднамгьяцо был признан лишь третьим, а первыми двумя — его «предыдущие перерождения» — предшественники по престолу главы монастыря Дрепунг. Так появились далай-ламы.

На самом деле среди самих тибетцев титул «далай-лама», который они произносят «талэ-лама», не очень популярен. От монголов он стал известен китайцам, а затем распространился по всему миру. Тибетцы же называют своих высших иерархов «тамчадченпа» (thams cad mkhyen pa), что означает «всеведущий», или «чжалва-ринпоче» (rgyal ba rin po che) — «драгоценный победитель».

По поводу эпитета «тамчадченпа» есть такая легенда. Пятый далай-лама был замечательным историком, написавшим несколько фундаментальных трудов по истории Тибета [A History of Tibet 1995]. Он интересовался различными старинными источниками и разыскивал древние хроники. Ловкие люди пользовались этим и приносили ему множество книг, утверждая, что обнаружили их в кладах, устроенных еще во времена Ландармы (так называемые «тэрчой» — «книги из кладов»). Некий Бругпа-Кунлэг (Кунлэг из Бутана), бродячий монах из секты кагьюпа, которого прозвали «сумасшедшим» за его высказывания против ортодоксальных гэлугпасцев, однажды пришел к Пятому далай-ламе и украл у него из покоев золотой кувшин, наполнил его нечистотами и закопал под деревом, росшим невдалеке. Затем он «нашел» этот кувшин, дал испить «нектара» из него окружавшим, а кувшин отдал Далай-ламе. Далай-лама узнал свой кувшин и обвинил Бругпа-Кунлэга в воровстве. Тогда Бругпа сказал: «Как же ты, „Всеведущий", не смог узнать, что я украл его у тебя. Точно такты не понимаешь, что все, кто приносит тебе „тэрчой", лгуны!»

У Пятого далай-ламы был учитель Лобсан-Чойчжичжалцан (1569-1662). Это был исключительно авторитетный церковный лидер (о нем см. ниже). За его несомненные заслуги он был признан реинкарнацией будды Амитабхи, перерождением второго ученика Цзонхавы, Хайдубчже-Гэлэгбалсана (1385-1438) и получил титул «панчен-лама» или «панчен-римпоче»5. В дальнейшем этот титул стал часто употребляться даже и самими тибетцами с монгольским переводом второго его элемента — «панчен-эрдэни». А в европейской литературе панчен-лам иногда называют «таши-ламы», так как они являются настоятелями монастыря Ташилхунпо. Как и в случае с далай-ламами, предшественники Лобсан-Чойчжичжалцана были названы первыми панчен-ламами, а сам он таким образом стал только Четвертым. Поэтому в литературе часто путают Первого и Четвертого панчен-лам.

В 1793 г. при избрании Девятого далай-ламы маньчжурский император Хунли, стремившийся организовать процесс избрания иерархов гэлугпа на свой лад, предложил использовать так называемую «золотую урну» для жребия. Эта церемония предполагала сведение всех самых достойных претендентов вместе и вытягивание записки с именем действительного далай-ламы из «золотой урны». По мнению маньчжурского императора, это исключало бы возможность оспаривания решения и последующей борьбы партий за того или иного претендента. Ведь жребий — знак свыше. Но тибетцы восприняли это предложение как вмешательство в «святая святых» их жизни и попытку маньчжуров установить контроль над тибетскими властями, так как церемония должна была осуществляться при маньчжурских наместниках — амбанях, которые затем утверждали бы далай-ламу. Такой порядок был введен только в XIX в., и то тибетские лидеры всегда стремились его избежать, так как маньчжурские, а в дальнейшем и китайские власти использовали участие амбаней в церемонии избрания далай-лам в качестве аргумента в пользу легитимности их власти в Тибете.

Далай-ламы и панчен-ламы составили костяк секты гэлугпа. Они были и есть высшие духовные лица Тибета. Интересно, что настоятель монастыря Гандэн — третье по значению лицо в структуре секты и вообще тибетской церкви — не был тулку, т.е. перерождением. Далай-ламы и панчен-ламы всегда находились в особых отношениях. Старший давал посвящения младшему, был его наставником. Когда старший умирал, младший участвовал в определении и утверждении перерождения умершего. Но это не мешало им постоянно враждовать и соперничать. В этом прежде всего отражалась старая борьба провинций Уй и Цзан. Однако постепенно она вылилась в противодействие Цзана укреплению центральной власти, которую олицетворяли далай-ламы. Особенно очевидно это стало в конце XIX—начале XXв., когда Тринадцатый далай-лама начал проводить политику борьбы за независимость Тибета, а Девятый панчен-лама занял откровенно проманьчжурскую и прокитайскую позицию.

Нынешний Далай-лама, живущий в изгнании, — символ независимости Тибета, его национальная идея. Не случайно тибетцы считают рубежом, разделившим старую и новую жизнь, 1959 год, когда Далай-лама покинул Тибет, а не 1951-й, когда китайская армия «мирно освободила» Страну Снегов.

Вернуться к сноске на странице Далай-ламы.

5 Слово «панчен-римпоче» происходит от сокращения слов «пандита ченпо», т.е. «великий пандит». «Римпоче» («драгоценность») часто прибавляется к именам или титулам высоких церковных иерархов — перерождений божеств.